Як
верыцца цяжка,
Што
ў нас Каліноўскі радзіўся,
Што
нам нашу праўду
Ён
сеяць аддана пачаў.
Мікола
Ермаловіч
У вялізным
спісе злачынцаў Айчыннай гісторыі маецца імя Вітольда Парфіяновіча (Парафіяновіча,
1844-?), які выдаў месцазнаходжанне Кастуся Каліноўскага царскім уладам.
Вынікам гэтай здрады стала пакаранне Вялікага сына беларускага народа на
Лукішскай плошчы 22 сакавіка 1864 года.
Вітольд
Парфіяновіч быў студэнтам Кіеўскага ўніверсітэта, які пасля знаёмства з
доктарам Міхаілам Аскеркам (які пад час паўстання займаў пасаду камісара
Мінскага ваяводства) у лютым 1863 года далучыўся да рэвалюцыйнай арганізацыі.
13 верасня
Парфіяновіч разам з Аскеркам прыехаў з Мінска ў Вільню. Аскерка завёў
Парфіяновіча на кватэру Ямантаў і пазнаёміў там з Каліноўскім. Каліноўскі даў
Парфіяновічу даручэнне ў Пецярбург, звязанае з дастаўкай грошай і пашпартоў
некаторым мінскім паўстанцам. 17 верасня Парфіяновіч разам з Аскеркам выбылі з
Вільні.
Каля 24
верасня Парфіяновіч вяртаецца з Пецярбурга і зноў знаходзіць Каліноўскага ў
Ямантаў. Тут дыктатар паўстання ў Беларусі і Літве прызначае Парфіяновіча камісарам
Магілёўскага ваяводства і гаворыць аб неабходнасці збіраць подпісы пад
кантрадрасамі, а таксама ўручае яму “аб’яву жонда, напісаную ў гэтым жа сэнсе,
дзе між іншым заклікаліся патрыёты не падаць духам”. Праз тыдзень Парфіяновіч
вярнуўся ў Пецярбург.
 |
| Першая старонка паказанняў Парфіяновіча |
25 снежня
новапрызначаны Магілёўскі камісар вярнуўся з Пецярбурга ў Вільню: «не
решаясь отправиться для свидания с Калиновским в квартиру Ямонта, я
воспользовался данным в Могилеве Жуковским адресом к госпоже Баневич (улица
Доминиканская, в Доминиканском здании, над аптекою Савицкого). – Прийдя в ея
квартиру, я застал Баневич дома и сказал лозунг «кого любишь», на что она
должна была ответить «люблю Белорусь», и наконец я обязан был прибавить «так
взаимно»…».
Аднак Баневіч
вельмі расхвалявался і спалохалася, таму што апошні месяц перад арыштам пад
імем Парфіяновіча на Рудніцкай вуліцы ў доме Свянціцкай жыў блізкі сябар
Каліноўскага – Цітус Далеўскі. 18 снежня Следчая камісія даносіла Мураўёву аб
выніках следства над Далеўскім: “…Нягледзячы на ўсе яўныя доказы самага цеснага
знаёмства з Канстанцінам, Далеўскі аб зносінах сваіх з ім і аб месцы яго
знаходжання нічога не выказаў”. 30 снежня Далеўскі быў пакараны на Лукішскай
плошчы ў Вільні.
Пасля словаў
Парфіяновіча пра кватэру Ямантаў Баневіч супакоілася і прапанавала напісаць
запіску, якую і аднесла ім. Даведаўшыся па вяртанні Баневіч, што ён можа знайсці
«Пана Константина» у хаце Ямантаў, Парфіяновіч адправіўся туды, дзе як заўсёды,
былі Каліноўскі і Мілевіч, а таксама прысутнічаў малады Іосіф Ямант. Менавіта ў
яго Парфіяновіч павінен быў, па словах Каліноўскага, забраць у Мінску
камісарскую пячатку. На наступны дзень (26.12) Каліноўскі зноў сустрэўся з Парфіяновічам
каля 17 гадзіны на яго канспіратыўнай кватэры ў будынку Свентаянскім у кватэры
№ 16. Каліноўскі сказаў, што ён тут пражывае пад імем Ігнація Вітажэнца. На
наступны дзень па запрашэнні Каліноўскага, Парфіяновіч прыйшоў да таго ў 9
гадзін раніцы для сустрэчы з экспедытарам. Каліноўскі быў яшчэ ў ложку. Праз
пэўны час з’явіўся і экспедытар. Тут Вітольд атрымаў рэцэпт «симпатических
чернил» і пачак друкаваных аб’яў разам з 20-цю рублямі, ды загадам аб зборы
грошай сярод насельніцтва на выпадак верагоднай вайны ці працягу паўстання. У
Мінску Парфіяновіч сустрэўся з Ямантам, ад якога атрымаў 30 рублёў. А затым быў
затрыманы па дарозе ў Бабруйску.
28 студзеня у
Мінску пасля доўгіх угавораў, слёз і пацалункаў з мураўёўскім жандармам палкоўнікам
Лосевым В. Парфіяновіч паведаміў псеўданім і месца, дзе хаваўся Каліноўскі.Лосеў
тэрмінова накіроўвае Мураўёву шыфраваную тэлеграму: “На Святаянскай вуліцы ў
Святаянскіх мурах жыве злачынец Каліноўскі, ваявода, пад імем Вітажэнец…”
У
генерал-губернатарскім палацы ў 9 гадзін вечара атрымана тэлеграма Лосева.
Улады не ведаюць толькі нумара кватэры. Віленскі паліцмайстар палкоўнік М.А.
Саранчоў асабіста праглядае дамавую кнігу, але з прычыны спешкі не знаходзіць у
ёй імя Вітажэнца. Вырашана акружыць увесь Святаянскі квартал, на што
спатрэбілася 2 роты салдат. У выніку Кастусь Каліноўскі, на лесвіцы, са знічкай
у руках, быў арыштаваны.
Пасля
даравання жыцця Мураўёвым, Вітальд Парфіяновіч перайшоў на праваслаўе,
перахрысціўся ў Іосіфа і каяўся царскім уладам у здзейсненым па маладосці
грахах. Выслужыўся да пасады выканаўцы абавязкаў упраўляючага “Томскай
экспедыцыяй аб ссыльных” і рэдактара “Томских губернских ведомостей”.
Ніжэй
прыкладаю паказанні Вітольда Парфіяновіча, упершыню цалкам надрукаваныя ў “Беларускім
гістарычным часопісе” (2013, № 12) Валянцінам Фёдаравічам Голубевым. Цікавым з’яўляецца
ўзгадванне ў ім пароля “-Каго любіш? – Люблю Беларусь! – Так узаемна!”, які
нават сёння ў постзаходнерусісцкіх аўтараў называецца не інакш, як міф.
Фрагмент старонкі паказання В. Парфіяновіча з вядомым паролем:
"-Каго любіш? -Люблю Беларусь! - Так узаемна!"
Дело
Виленской
Особой Следственной Коммисии О лицах, прикосновенных к делу казненнаго
преступника Константина Калиновскаго
Начато 29
января 1864 г.
Кончено 16
апреля 1864 г.
На 271 листе
ар. 6.
Копия
2-го февраля
1864 г., спрошенный в Особой Следственной Коммисм в г. Вильне, в добавление к
показаниям, данным в Минской Коммисии, дворянин Витольд Парфианович объяснил:
— В бытность
мою в Могилеве, я познакомился с доктором Михаилом Оскерко, в феврале 1863 г.
который после уехал из Могилева в Вильно; на сколько я мог заметить, то он еще
в Могилеве участвовал в организации; в Могилеве же я получил от офицера
Жуковскаго около 200 руб. сер. денег и адрес Баневич и Кондратовичевой в Вильно
и лозунг, и который мне требовал чтобы я отправился в Вильно; после тоже
получил письмо из Вильно от Оскерки. призывающее меня туда, при чем он поручал
мне, по приезде в Вильно явиться в Магазин Плятера и спросить там Нестора. — Я
отправился в июне в Минск, с намерением чтобы после уехать в Вильно, но так как
трудно было выхлопотать себе паспорт, то я вернулся обратно в Могилев без
всяких результатов. — Другой раз, кажется в сентябре, я снова уехал в Минск и
там встретившись с доктором Оскеркой, отправился вместе с ним в Вильно; на
дороге, в Радошковичах мы встретили молодаго Ямонта, который ехал в Минск. Оскерко
с ним разговаривал. — Приехав в Вильно, мы остановились [ар. 6 адв.] в
Петербургской гостинице, Оскерко ушел сейчас в город и вернувшись около 4-х
часов по полудни, он меня взял с собою и завел к Ямонтам. там постучал в дверь,
которую отворила кажется девица Ямонт, и мы вошли в маленькую комнатку — от
входа прямо в комнатке вправо от дверей находился диван, при нем стол и два
стула, дальше стоял комод, окошко вправо от дивана выходило на галерею; войдя туда
мы нашли Калиновскаго и Владислава Милевича, как узнал уже впоследствии от него
самого, служившаго в Гродненской Люстрации; Оскерко сказал мою фамилию, но
Калиновский про свою умолчал, говорил, чтоназначит меня коммисаром в Могилев,
чтобы я по возвращении туда наиболее старался знакомться с помещиками и
наговаривал бы их к неподписанию адреса к Государю; или если уже подпишут, то в
таком случае что бы они составили и прислали контр-адрес. — В тоже время Калиновский
объявил, что я должен отправиться в Петербург и повидаться там с Баранецким
(живет в Малой Морской № дома 17, квартира 13), по делу которое должен мне сообщить
Оскерко, при том он дал мне объявление в Петербург, с печатью жонда, чтобы там
принадлежащий к организации Баранецкий принял меня без опасения; дело это
вечером сообщил мне Оскерко: оно состояло в следующем: дал мне письмо от
Лясковского офицеру Артиллерийской академии, Владимиру [ар. 7] Колесову, в
котором Лясковский просил его как друга, что бы постарался выслать два
паспорта, но Колесова я не нашел а письмо уничтожил. — Сверх того дал мне 483
руб. сер. и сказал, чтоб эти деньги вручить Баранецкому. сколько я мог заметить
из слов Оскерки, для пересылки их скрывавшемуся в Москве, и ожидавшему случая
выехать за границу, Минскому помещику Свенторжецкому; вместе с заметкою за
каким паспортом Свенторжецкий скрывается (помню что паспорт был на имя
Виленскаго мещанина Войцеховскаго), при том сказал, что если в Петербурге
нельзя будет достать паспортов для Лясковскаго и Свенторжецкаго. тогда
отправиться в Москву и отыскать там бывшаго студента Московскаго Университета
Бернацкаго, который обязан был заняться этим. Взяв все это я уехал в Петербург
и передал все Баранецкому (Баранецкого нашел по вышеизложенному адресу, живущим
вместе с Обер Секретарем Сената, Николай Павловичем Березниковым.о котором
Баранецкий отзывался, что он ни к чему не принадлежал и о действиях Баранецкого
ни чего не знает, наконец что Баранецкий им, как человеком русской фамилии
прикрывается), который мне ответил, что все будет сделано. — Из разговора с ним
я узнал, что он был Обер Секретарем Сената. — При входе к Баранецкому, я никого
у него не застал, вскоре же пришел доктор Рымович. но он свидетелем нашего
разговора не был, и ни в какия политическиия суждения с нами не вдавался. — На
обратном пути из Петербурга я приехал в Вильно снова остановился в Петербургской
[ар. 7 адв.] гостинице и сейчас пошел к Ямонтам. встретил старуху Ямонт на
крыльце, она встревожилась потому что не узнала меня и после впустила в дверь.
— И в этот раз в той же самой комнатке, я нашел Калиновскаго и Милевича. За
мною вошла старуха Ямонт и опять повторила, что я ее перепугал. — Когда я
передал Калиновскому о результате своей поездки в Петербург, т.е. что Баранецкого
видел и все ему передал, а Колесова не нашел, он предложил мне возвратиться в
Могилев, при чем на издержки выдал мне около 150 руб. сер. из пачки принесенной
в ту комнату одною из дочерей Ямонта — При этом был и Милевич. — Калиновский
отказавшись неимением времени просил меня придти к нему, в квартиру Ямонта
около 4-х часов. — Между тем приходил в переднию молодой человек, брюнет и
разговаривал с двумя дочерьми Ямонта. — Калиновский и Милевич мне говорили, что
это был брат жены Сераковскаго Далевский — В 4 часа я снова пришел и по
обыкновению застал Калиновскаго и Милевича. — Первый из них предложил мне
отправиться к одному из его знакомых и проведя чрез несколько улиц ввел меня в
квартиру, где мы застали хозяина, с которым Калиновский меня познакомил, назвав
его доктором Мацкевичем (росту средняго, лет около 30, усики и бородка черные).
Калиновский при мне давал Мацкевичу какое-то поручение в Вилейку и хотел чтобы
мы вместе поехали, но Мацкевич зная, что при нем и при мне [ар. 8] будут
документы, которые могут нас обнаружить, на это не согласился. — Получив от
Мацкевича несколько номеров газеты "Час", Калиновский вместе со мною
вышел, и отправляясь в другую сторону, назначил придти мне на другой день утром
к Ямонтам. — Назавтра в квартире Ямонтовых опять нашел Калиновскаго и Милевича,
первый отпуская меня в Могилев снова подтверждал употреблять меры затруднений к
подписанию адреса, или если подпишут, то составить контр-адрес, причем вручил
объявление жонда, написанное в этом же духе, где между прочим призывались
патриоты не упадать духом; письмо, как можно было заметить по штемпелям
заграничное, и газету "Час" с поручением доставить в Минск Оскерко и
сказать последнему, что бы письмо передал "секретарю отделения внутренних
дел" „Sekretarzowi
Sekcji spraw wewnętrznych” все это я отдал в Минске доктору Оскеоке. — Затем в
продолжение нескольких месяцев моего пребывания в Могилеве, я ни к чему
революцюнному не касался, тем более, что в Могилеве и остатков движений не было
заметно. — В декабре же по требованию Калиновскаго, навещать хотя однажды в
течение двух месяцев Вильно, я получив паспорт выехал через Витебск в
Петербург, с тем чтобы оттуда, на возвратном пути заехать в Вильно. — Для
компании и желания доставить развлечение, хорошо знакомому [ар. 8 адв.] мне
чиновнику Константину Борейко, я пригласил и его с собою. — Здесь считаю необходимым,
по совести потвердить, что он не имел никакого участия и не знал даже настоящей
цели моей поездки. — В Петербурге провел целую неделю, по преимуществу в
развлечениях. Пред отъездом в Вильно я счел не лишним зайти к Баранецкому, на
этот раз никого у него не видел. — Баранецкий сказал мне, что поручений в
Вильно никаких нет, просил только сообщить Калиновскому, что он не может
прислать в Вильно машинки для печатания, которую кажется он называл
"аутографиею" — в это же время слышал я от него, что Лясковский
скрывается в Петербурге. — В Вильно я приехал 25-го декабря, вместе с чиновником
Борейко: не решаясь отправиться для свидания с Калиновским в квартиру Ямонта, я
воспользовался данным в Могилеве Жуковским адресом к госпоже Баневич (улица Доминиканская,
в Доминиканском здании, над аптекою Савицкаго). — Прийдя в ея квартиру, я
застал Баневич дома и сказал лозунг "кого любишь", на что она должна
была ответить "люблю Белорусь", и наконец я обязан был прибавить
"так взаимно", но она встревожилась — как после объяснила моей фамилии,
по которой будто бы взят был Далевский, котораго она называла Титусом и сколько
я мог заметить знала хорошо, не отвечала [ар. 9] мне на лозунг и просила
обратиться к кому либо другому, когда же я назвал фамилию Ямонтов, тогда она
успокоилась и предложила мне написать записку, которую приняв от меня и накинув
платок, на несколько минут вышла, надо полагать к кому-нибудь из живущих в том
же доме. — По приходе Баневич сказала, что записку мою вручила приходившей в
тот дом девице Ямонт. — Узнав от Баневич что я могу, по прежнему найти
"Пана Константина" в доме Ямонтовых. я отправился туда (в продолжение
выше изложеннаго моего разговора с Баневич пришел из другой комнаты ея муж и
оставался со мною, во время ухода ея с запискою: — а как разговор был веден не
секретно, то я уверен, что сам Баневич не чужд был тех сношений с организациею,
которыя имела жена его. — При входе моем, а равно и при выходе, служанки я не видел
и двери отворила мне и заперла за мною сама г-жа Баневич). — Дверь отворил мне
молодой Ямонт. с которым я тогда же познакомился. — В той же маленькой
комнатке, прямо за переднею, я застал Калиновскаго и Милевича, а за мною вошел
и молодой Ямонт. Милевич ушел во внутрения комнаты. — Вскоре девица Ямонт
принесла Калиновскому данную мною Баневич записку. — Разговор с Калиновским был
непродолжительный он объявил, что бы я будучи в Минске, навестил [ар. 9адв.]
молодаго Ямонта (Иосифа) и принял бы от него Комисар скую печать. — Отговорясь
неимением времени Калиновский пригласил меня зайти к нему около 5-ти часов
по-полудни. — В назначенное время я уже был у него и тотчас же вместе с ним
вышли, и он привел меня на свою квартиру (в здании Свентоянском № квар. 16)
сказал, что он скрывается под именем Игнатия Виторженца. Постучал в дверь и
отворил молодой Ямонт. — Между ними завязался разговор, на сколько я мог понять
о составлена контр-адреса, после чего Калиновсюй сказал "теперь вы знаете
мою квартиру, так придите завтра к 9 часам утра, я познакомлю вас с
экспедитором. — Утром на другой день я нашел его еще в постели. Чрез несколько
времени явился господин, около 24 лет, небольшаго роста, светлорусый, бледный,
худощавый (для чтения надевает очки), котораго Калиновский отрекомендовал мне
экспедитором. — Калиновский вскоре ушел пришедший же господин, о котором я не
знаю почему у меня осталось в памяти, что он Макаревич и живет на Антоколе,
сообщил мне новый лозунг "который день", адресы Баневич и княжны
Огинской (в доме Длукшы, название переулка не помню), наконец был рецепт
симпатических чернил (представлено Главному Начальнику края). Между тем
возвратился Калиновский [ар. 10] и принес с собою пачку печатных — объявлений
от "начальника мяста", которыя вручил экспедитору и приказал
разослать по городу. — За тем выдал мне 20 руб. и дал наставление о сборе и
сбережении денег, на случай вероятной войны или продолжения возстания, отпустил
меня прибавив: что чрез молодаго Ямонта я получу еще 30-ть руб., с тех пор я
Калиновскаго не видап, в Минске же от Ямонта 30 руб. получил, что же касается
печати, которую Ямонт обешал дать мне при свидании в Минске, то ее я неполучил
и нарочно о них ему не напоминал. Вскоре на дороге в Бобруйске был арестован. —
 |
| Апошняя старонка паказанняў Парфіяновіча |
Исполнив искреннюю исповедь моей души,
не утаив ни однаго факта, который мог бы скрыть людей зломыслящих, я доказал
примером того глубокого сожаления, которое может быть в молодых чувствах! –
Я понял хорошо то мгновенное
заблуждение, ту минутную мою подлость, в которую ввели меня злые люди; но я
благословляю минуты моего ареста, это для меня урок в будущей жизни, это наука,
показывающая мне истинное призвание человека. –
Я может быть своим безумным увлечением,
оставил старика отца своего без куска хлеба, навлек на себя ропот моих братьев,
- но что же делать. Бог лишь [ар.
10 адв.] один моим свидетелем, сколь дорого я
заплатил за свой тяжелый грех! –
Теперь разсказав все чистосердечно,
прошу прощения и остаюсь в той уверенности, что строгий но справедливый
Начальник, видя мое несмышлимое разскаяние, видя мои молодые лета, видя мои
хотя на минуту сошедшия с пути истины, но благородныя чувства, простит меня,
дабы в дальнейшей жизни, посвятить себя верной и честной службе Государю и
Отечеству!
Подписал
Витольд Парф|анович.
С подлинным
верно.
Председатель
Особой Следственной Коммюии Полковник (Подпись)
Комментарии
Отправить комментарий