З
дадзенай тэмай я выступаў на канферэнцыі "Россия и Польша: историки и
архивиты в познании общего прошлого". Тэзісы даклада былі надрукаваныя ў
часопісе "Вестник архивиста", аднак у некалькі змененым і да таго ж скарочаным варыянце
(электронная версія - тут). Выкладаю поўны варыянт тэзісаў таго выступлення.
За полвека, прошедшие
после гибели повстанца К. Калиновского (1838–1864), его образ в исторической
литературе претерпел существенные метаморфозы, прежде чем в ХХ в. стать
значимым местом памяти, способствующим консолидации белорусов в самые сложные
моменты нашей истории.
Сегодня отношение к
Калиновскому является свидетельством раздела беларуского общества,
закрепленного в новых учебниках истории, в которых его личность как
национального героя дискредитируется и нивелируется при помощи ввода заданной
трактовки этнической составляющей. Доводами в «развенчании» так называемого
«сконструированного историографического мифа о Кастусе» служат утверждения, что
Калиновский никогда не называл себя беларусом и использовал имя Викентий,
должное стать убедительным подтверждением его идентичности как поляка (хотя
Калиновский никогда не называл себя поляком). Однако эти положения можно
поставить под сомнение при помощи работ польских и российских авторов, написанных
под непосредственным влиянием восстания, используя следующие моменты:
- наполненность понятий
«поляк», «Польша», «беларус», «Беларусь» (Белоруссия, Białoruś) и «Литва» во
время событий 1863-1864 гг.
- сведения о
социальной, религиозной, культурной и этнической принадлежности Калиновского,
- использование
российскими и польскими авторами имени Константин (Konstanty) для именования
Калиновского и, помимо псевдонимов (Хам, Хамович, Василь Свитка, Chłop,
Витаженец, Яська – гаспадар с-пад Вільні), отсутствие каких-либо других для его
идентификации.
Оценка Калиновского
определялась господствовавшими концепциями. Для российских авторов таковой
стала сформулированная В. Ратчем версия «польской справы». Польские историки
долгое время исходили из концепции «единства нации». Кризис этой концепции в
начале ХХ в. был связан с накоплением исторического материала, переосмыслением
причин поражения восстания, поиском истоков новых национальных движений и
стремлением непривилегированных слоев к социальной эмансипации. Калиновский
стал оцениваться с позиций полиэтничной польской нации, в рамках которой его
идентичность обрела региональные особенности.
В мемуарах участников
восстания последнее изображалось следствием не только проводимой российским
правительством политики, но и живой памяти об утраченных вольностях времен Речи
Посполитой. С позиций единства исторической Речи Посполитой рассматривались
действия повстанцев. Тексты очевидцев и первых историков восстания отличаются
фактографичностью и обилием субъективных оценок. Калиновский представлялся в
них героем (А. Гиллер). В то же время отмечалась его непохожесть на других
вождей восстания, что, в частности, проявилось в определении социального
происхождения Калиновского как сына ткача (В. Пшиборовский и Я. Гейштор).
Фактографичность,
описательность и субъективные оценки присущи также работам участников
подавления восстания. В российской литературе информация о Калиновском впервые
появилась благодаря сочинениям членов следственной комиссии, допрашивавшей
повстанцев. Этот образ в полном объеме воссоздан в книге В. Ратча, откуда
перешел на страницы художественной литературы (В. Крестовский). В
дореволюционной российской историографии образ нигилиста и фанатика
революционной идеи законченное оформление получил в работе П. Брянцева (1891).
Употребление в отношении Калиновского этнонима «поляк» не являлось указанием
его национальной принадлежности, а служило негативно окрашенным маркером
образованного и материального обеспеченного жителя Северо-Западного края,
враждебного существующим порядкам.
Ряд российских
историков называл Калиновского литвином – понятием, пришедшим из польской
традиции и служившим для обозначения жителя бывших земель Великого княжества
Литовского, который осознавал отличие своего края от соседнего Царства
Польского. В условиях формирования литовского и беларуского национальных движений
характеристика «литвин-сепаратист» в начале ХХ в. приобрела выраженное
политическое звучание.
К концу ХІХ – началу ХХ
вв. различие в восприятии Калиновского практически сошло на нет и польские
историки в своих оценках повстанца сблизились с российскими, отмечая сепаратизм и
антишляхетскую направленность деятельности Калиновского. Пройдя путь от
польского патриота до литовского сепаратиста, к началу Первой мировой войны
Калиновский стал именоваться даже «апостолом» беларуского народа (Ю.
Яновский). Именно национальным героем он вошел в беларускую историческую
науку. чему способствовали:
- политическая
приверженность или сочувствие («белые/красные») польских авторов, которые
оставили весьма противоречивые сведения о взглядах Калиновского,
- развитие национальных
движений, свидетелями которых становились исследователи, что находило отражение
и в их работах,
- работы российских
исследователей, противопоставлявших Варшаву и Вильну и использовавших для этого
документы судебной комиссии, недоступные польским авторам (польские авторы с
целью идеализации восстания стремились затушевать такие конфликты),
- сведения о
беларуской составляющей деятельности Калиновского.
В работах времени от
восстания до первой российской революции направленность Калиновского на беларуское
крестьянство и использование беларуского языка понимается в русле
пропагандистской деятельности с целью вовлечения широких масс в восстание. В то
же время некоторые польские исследователи характеризовали Калиновского как
создателя беларуской периодической печати и одного из основателей беларуской
литературы, а российские в большинстве своем на первый план выдвигали его
стремление к созданию самостоятельного государства на основе исторической Литвы
(Литва и Беларусь). Однако целостно в это время мировоззрение Калиновского не
представлено, что нашло отражение в ряде оставшихся вопросов:
- федеративное
понимание взаимоотношений субъектов бывшей Речи Посполитой, опора на традиции
Великого княжества Литовского и видение им будущего устройства восставших земель,
- судьба шляхты,
отношение между шляхтою и крестьянством, наличие различных трактовок степени
социального переворота,
- предсмертное
написание текстов на беларуском языке.
В целом представления о
Калиновском в польском и российском освещении ко времени Революции 1905 года
постепенно сближались и все более и более напоминали один образ, аналогично
описанный на различных языках. Но, несмотря на увеличение мемуарной базы и
количества исследований о событиях 1863-1864 года, личность Калиновского так и
осталась для них загадкой.
Комментарии
Отправить комментарий